Шамиль знакомства Дарвин

Contents:
  1. Жителей Нижнего Новгорода научат правильно соблазнять
  2. Нужно просто каждый день стараться: волшебная таблетка малому бизнесу — Маркетинг на
  3. Account Options

Новосибирский государственный университет НГУ запись закреплена 1 фев Пирогова, 1 12 февраля, начало в Происхождение общей теории относительности Лектор: Владимир Блинов 13 февраля, начало в Происхождение цивилизаций Лектор: Николай Розов 14 февраля, начало в Происхождение любви Лектор: Павел Бородин 15 февраля, начало в Происхождение идентичности Лектор: Ольга Ечевская 16 февраля, начало в Происхождение древнего человека Лектор: Андрей Кривошапкин 17 февраля, начало в Происхождение логики Лектор: Александр Гутман 18 февраля, начало в Происхождение языка Лектор: Софья Пантелеева.

Сначала старые. Ульяна Шишкова. А сколько по времени будет идти лекция? Стас Баринов. Максим Савченко ответил Ульяне. Эта положительная сторона исследования, конечно, есть и самая драгоценная. Но мы должны сперва остановиться на чисто логической стороне этой критики. Прежде всяких вопросов относящихся к природе Н. Данилевский поставил себе особою задачей изучить и изложить самую теорию Дарвина, анализировать её в её точном смысле, в полном её составе этому посвящены две первые главы «Дарвинизма».

Он сделал это с такою же точностию и старательностью как натуралист исследует какой-нибудь организм.

Жителей Нижнего Новгорода научат правильно соблазнять

Он анатомировал теорию, рассёк её на составные части, определил и свойство каждой части, и их взаимное отношение. Мало того, он, по правилу натуралистов, обозначил особыми терминами те черты которые нашёл при своём анализе и которые ещё не имели названия. Что же из этого вышло?

Когда таким образом скелет теории был обнажён и определены были все её мускулы, оказалось что подобное существо не может стоять и двигаться, что оно далеко не соответствует неизбежным механическим требованиям. Прежде всего нужно помнить что теория Дарвина не основана на понятии развития , а напротив стремится обойтись без этого понятия, вовсе исключить его из вопроса. Данилевский говорит об этом так:. Под развитием разумеется ряд изменений, необходимо одно из другого вытекающих как бы в силу определённого, постоянного закона, хотя бы в сущности мы этой необходимости и не понимали, как на деле действительно почти никогда и не понимаем, а заключаем о ней лишь из постоянства повторения ряда.

Но ничего подобного у Дарвина нет. У него, вместо развития по некоторому закону, накопление случайных мелких изменений под влиянием не внутренней, а внешней причины, отвергающей одни изменения и принимающей другие». Кто говорите развитие , тот предполагает некоторый принцип закон, правило, норму , следуя которому и совершается развитие; сверх того, предполагает что это принцип внутренний , содержащийся в самих развивающихся существах.

Вся сила и сущность теории Дарвина заключается в отрицании всякой надобности такого принципа и в доказательстве что изменения организмов совершаются безо всякой нормы случайно , и что если из бесчисленных возможных форм только некоторые определённые существуют в действительности, то это зависит не от внутреннего свойства организмов, а от выбора который происходить совершенно от них независимо. Главная ошибка которую не то что часто, а почти постоянно делают всякого рода и почитатели и противники Дарвина, есть именно смешение его теории с учением о развитии, тогда как всё то что свидетельствует в каком бы то ни было отношении и размере о существовании развития, то есть об определённых и самостоятельных изменениях организмов, есть, напротив, самое главное и решительное опровержение этой теории, и даже ничем другим она не может быть вполне опровергнута.

Далее, для суждения о Дарвине, нужно составить себе ясное понятие о той внешней для организмов причине которая определяет существование тех, а не других форм в природе, составляет как бы решето дающее проходить на поприще жизни только существам известной величины и формы. Это решето есть польза , то есть такое строение организма которое выгодно для него и в отношении ко внешним условиям и в отношении к другим организмам. Дарвин признаёт как совершенно твёрдую и непреложную истину что организмы вообще превосходно приспособлены , как ко внешней природе, так и между собою, то- есть во всём органическом мире он видит то что мы обыкновенно называем целесообразностью внешнею и внутреннею , и считает эту целесообразность даже совершенно строгою.

Но обыкновенно это приспособление, эту целесообразность принимают за признак и доказательство что организмы были устроены преднамеренно , что в их происхождении участвовала некоторая разумная сила. Дарвин же из этой самой целесообразности стал выводить что, напротив, именно тут и нет нужды ни в какой разумности. Он рассуждал так: если известное устройство организмов необходимо для их существования, то этим самым исключается из органического царства всё неприспособленное, нецелесообразное. Следовательно, можно сказать: не потому организмы получили определённое устройство что предназначены жить в определённых обстоятельствах и взаимных отношениях, а наоборот, потому только они и живут в этих обстоятельствах и отношениях что имеют такое подходящее к ним устройство.

Факт приспособления оказывается поэтому обоюдоострым, допускающим объяснение и в ту и в другую сторону. В самом деле, можно предложить совершенно случайное, не требующее никакой разумности, не следующее никакой норме, появление органических форм; из них, в силу необходимости приспособления, должны остаться налицо лишь те которые устроены вполне целесообразно. Нужно постоянно иметь в виду что, в силу этого, приспособление есть главная точка зрения Дарвина, тот принцип из которого он объясняет всякого рода свойства и различия организмов.

В каждой черте их он ищет чем она может, или могла, дать животному или растению, какое-нибудь удобство в отношении ко внешней природе или преимущество в отношении к другим животным и растениям. Дарвинизм, таким образом, есть целая система телеологии , но только не в том смысле который прямо принадлежит этому слову; поэтому, Н. Данилевский очень метко и справедливо называет взгляд Дарвина псевдотелеологией ч. Точно так же для точности и удобства выражения он самое начало приспособления , в той роли которую оно играет в Дарвиновой теории, называет критическим принципом в противоположность какого бы то ни бы рода творческим принципам.

В самом деле, по Дарвину, нет в организмах никакого строения которое правильно вытекало бы из некоторого начала как из своей причины, следовательно было бы определённым его произведением, его созданием; напротив, весь порядок возникает из беспорядка; именно, случайно появляются всевозможные формы, но подвергаются неумолимой критике , условий существования, которая уничтожает всё к ним неприноровлённое и оставляет жить лишь то что хорошо к ним приходится.

В этом состоит главная сущность, самая задача теории, и потому Н. Данилевский выражает это её свойство такою формулой:. Теперь мы видим какие факты представляют непременное противоречие учению Дарвина. Всё то что свидетельствует о существовании развития , то есть некоторой нормы в изменениях организмов, уже подрывает дарвинизм.

Точно так же всё что несогласно со псевдотелеологией , что противоречит понятию строгого и принудительного приспособления организмов к условиям их жизни, всё это уже ведёт к опровержению дарвинизма. В сущности, явления противоречащие учению Дарвина встречаются в природе на каждом шагу, известны во множестве и натуралистам, и профанам по ежедневному наблюдению. Но чтобы видеть их значение, их противоречие теории, нужно хорошо знать самую теорию, точно понимать все её требования.

Увлечение дарвинизмом, главным образом, основывается на смешении понятий, на неправильном понимании этого учения, так что ему приписывается то что прямо ему противоречит и в подтверждение его приводятся те самые факты которые в действительности его опровергают.


  • В Мензелинском лесничестве прошла экскурсия для школьников | .
  • познакомлюсь с полной Джилонг;
  • Здесь и вокруг.
  • Тимур и его генерал.
  • знакомства зрелые Австралия.

В такую непоследовательность впадает часто и сам Дарвин, a его противники и последователи почти постоянно. Дело дошло до того что изо всех натуралистов писавших о Дарвине, нет ни одного кого Н. Данилевский не уличил бы в той или другой ошибке по части строгого понимания теории. Наиболее последовательным и почти безупречным оказался не Геккель или Виганд, а наш профессор Тимирязев, который, будучи приверженцем теории, действительно знает что он исповедует.

Итак, вникнуть в теорию необходимо; нужно точно определить себе какой смысл и какое свойство имеют все её элементы. В III главк Н. Данилевский делает это точное определение, ставит точки на i, приводит к отчётливым формулам то что у Дарвина было сказано в общих выражениях или только подразумевалось.

Мы знаем что первый фактор дарвинизма есть изменчивость. Факт из которого исходить Дарвин, есть тот несомненный u общеизвестный факт что организмам свойственны индивидуальные различия, что дети никогда не бывают вполне сходны ни с родителями, ни между собою, На этих различиях и строится всё здание Дарвина. Но для того чтобы возможно было это построение, изменчивость, как показывает Н. Данилевский, должна представлять следующая свойства: 1 постепенность, 2 неопределённость, 3 безграничность, 4 мозаичность.

В самом деле, во-первых, если б индивидуальные изменения не были постепенны, то есть не происходили бы мелкими, незначительными отступлениями, а напротив представляли бы крупные шаги, скачки , то в этих скачках и была бы вся загадка разнообразия организмов, и пока мы не найдём объяснения этих скачков, всякая теория происхождения видов будет не полна и бесполезна. Притом ясно что в случае скачков пропадало бы самое объяснение приспособлений которые должны ведь происходить посредством некоторой медленной и постепенной лепки ; это вылепливание, достигающее удивительнейших форм, должно, по теории, определяться только внешними обстоятельствами, так сказать их выпуклостями и впадинами, и нисколько не зависеть от организма.

Во-вторых, если изменчивость не представляет неопределённости, то есть не совершается во всевозможные стороны, а следует какому-нибудь одному направлению, то опять в этом направлении и будет заключаться вся сила, весь вопрос; тогда организмы будут изменяться не случайно, а по какой-то норме развития. В-третьих, если индивидуальные различия, совершаясь постепенно, не могут перейти известной границы, например, границы вида, рода, если они только колеблются в известных пределах, как это твёрдо признавали все прежние натуралисты, то нужно вовсе отказаться от мысли о перехождении видов из одного в другой.

Наконец, мозаичностью Н. Данилевский называет то свойство изменчивости по которому она не должна представлять никакой определённой связи в одновременных изменениях различных органов. Если бы такая связь существовала и всегда соблюдалась, тогда именно от неё зависело бы устройство изменившегося организма. Никакое приспособление не могло бы явиться если бы противоречило этой связи, и в ней, следовательно, заключалась бы главная загадка различных форм организмов. Словом, опять появилась бы некоторая норма вместо случая. Таковы должны быть свойства изменчивости в теории Дарвина.

Данилевский доказывает дословными выписками и сличениями разных мест что Дарвин, несмотря на свои колебания, так и понимал дело, принуждаемый к этому логическим развитием своей мысли. В одном случае, впрочем, Н. Данилевский отдал предпочтение той формуловке которую нашёл у г. Тимирязева, и говорит:. Тимирязевыми гораздо сообразнее с духом теории чем определение самого Дарвина. В сущности и Дарвин так её понимает, как его последователь; но счёл нужным и возможным выразиться так сказать более научно» Ч. Пусть читатели обратятся к самой книге чтоб увидеть бесподобную точность этого анализа понятий и писаний Дарвина.

Второй фактор теории есть наследственность; оставим его пока без особых определений. Третий фактор есть борьба за существование , которая, по предположению Дарвина, производить естественный подбор , то есть уничтожает хуже приспособленные организмы когда являются лучше приспособленные. Я Данилевский показывает что для теории, для того чтоб этой борьбе можно было приписать такое следствие, необходимо предполагать что она 1 имеет очень большую напряжённость; 2 не прерывается и не ослабевает в своём напряжении, и 3 не изменяет своего направления Ч.

Не забудем что борьба происходит вследствие изменений только очень мелких и только постепенно накопляющихся; следовательно, она должна иметь чрезвычайную напряжённость. Только на известной степени напряжения она представит некоторое преимущество организмам случайно получившим едва заметное, но выгодное изменение своей формы. Не забудем далее что борьба должна не только подбирать, но и сохранять подобранное.

Никакой другой силы сохраняющей, фиксирующей раз появившиеся изменения, у Дарвина нет, не предполагается. Следовательно, как скоро борьба не действует, изменения исчезают, расплываются в неизменившейся массе. Борьба же перестаёт оказывать своё действие не только тогда когда вовсе прекращается, но и когда не достигает известной степени напряжения, или когда изменяет своё направление, начинает давать преимущество какому-нибудь другому изменению отличному от первоначального.

Во всех этих случаях плоды подбора должны исчезать, и дело его, если ему суждено сделаться, должно начинаться сызнова.

Нужно просто каждый день стараться: волшебная таблетка малому бизнесу — Маркетинг на

Если теперь мы соединим вместе все указанные черты теории, то есть все её предположения, так сказать все требования которые природа должна исполнить для того чтобы мог в ней совершаться процесс воображаемый Дарвином, то мы ясно увидим, как мало вероятна эта теория. Она по-видимому очень проста, но в сущности требует очень много.

Каждый беспристрастный, ничем не подкупленный натуралист должен сейчас увидеть что такой беспорядочности и неопределённости в изменениях организмов допустить невозможно и что дарвинизм, чтобы выйти из этого беспорядка, принуждён усилить жёсткость борьбы за существование до степени совершенно невероятной. Можно пояснить этот вывод сравнением с нравственным миром человека. Если бы кто-нибудь говорил что люди на земле связаны только своими интересами, что их отношения определяются только эгоизмом и насилием, что ни патриотизм, ни взаимное доверие и уважение, ни любовь и снисхождение, ни сознание долга и добровольное подчинение, ни самопожертвование и благочестие, не имеют никакой силы в людских делах, ни чуть не определяют собою формы и существования человеческих обществ, то мы заранее могли бы отвергнуть эту теорию и, не дожидаясь её доказательств и подробного развития, сказать что эгоизм и насилие могут много сделать, но что построить из них что-нибудь прочное невозможно, а отвергать существование между людьми других отношений, значит быть совершенно слепым.

Об одном из факторов теории Дарвина, именно о наследственности — мы ещё не говорили. Приведём теперь прямо ту решительную страницу Н. Данилевского, которою, можно-сказать, исчерпывается этот вопрос: «Предмет этот наследственность , хотя и самой первостепенной важности, слабее всех прочих элементов учения обработан Дарвином.

Account Options

В главном сочинении «Origin of species» о нём сказано весьма не много; в «Прирученных животных и возделываемых растениях» хотя ему и посвящены три главы, но они наполнены частностями, выводами и доказательствами некоторых второстепенных свойств, как например: передача признаков в соответствующем возрасте, вопросы реверсии и атавизма; но сущность дела остаётся весьма шаткою и неясною.

Я разумею под сущностью, в занимающем нас отношении, тот основной вопрос: усиливается ли, укрепляется ли наследственность с передачею признаков в течение долгого времени, то есть с увеличением числа поколений в которых происходит эта передача, или нет. И в самом деле, это — чрезвычайно затруднительная дилемма для Дарвиновой теории. Если принять что продолжительность наследования не укрепляет передаваемых признаков, не усиливает их постоянства, — это значить лишить учение главной его опоры.

Как же тогда продолжительный подбор достигнет своей цели и фиксирует происходящие изменения? В самом деле, пусть постоянно гибнут негодные формы не соответствующие направлению в котором идёт подбор , —хорошие однако же никогда не размножатся, если давность не усиливает наследства. Если принять, напротив того, что постоянство передаваемых признаков усиливается с увеличением числа поколений, в продолжение коих происходит эта передача, то это значит — вооружить коренные виды сильнейшим оружием в борьбе с происходящими уклонениями от их типа.

Вид, старая форма, будет непременно передавать все свои признаки потомству, образовавшиеся же индивидуальные изменения будут передаваться весьма слабо, даже часто исчезать одними реверсиями, не говоря о других причинах. В самом деле, если бы признаки получали, с продолжительностию их передачи, всё возрастающую степень устойчивости при наследственной передаче, то происходящие в видах индивидуальные изменения никогда не могли бы вытеснить коренной типической формы в борьбе за существование. Сколь бы ни велико было их преимущество в такой борьбе, они всегда имели бы в ней одну капитальную невыгоду, именно, слабую способность быть передаваемыми по наследству — в противоположность сильной к этому способности типических видовых признаков, имевших много времени укрепляться.

Таким образом самый факт наследственности, если мы точно его анализируем, если составим о нём ясное понятие, уже приведёт нас к опровержению теории Дарвина. Наследственность, по самой своей сущности, есть начало консервативное, сохраняющее тип принадлежащей организму, так что наследственность и постоянство видов представляют один и тот же принцип, только различно выраженный.

Если все видовые признаки неизменно передаются по наследству, то никакое случайное отступление не может удержаться наравне с ними и должно исчезнуть.

Для того чтобы новый признак мог остаться, он с самого начала должен явиться со всеми правами наследственности, следовательно, он должен соответствовать некоторой норме, должен, в силу какого-то закона, составлять исключение из числа тех колеблющихся отступлений от типа которые, как показывает ежедневный опыт, беспрестанно появляются, но исчезают без следа.

Мы до сих пор всё ещё продолжаем только анализовать теорию, только разбираем её требования, или необходимые предположения, а о поверке этих предположений фактами будем говорить потом. В заключение этого анализа теории, приведём здесь ещё одну её черту, которая так для неё важна и так очевидно несостоятельна что вполне годится для заключения, как решительный аргумент.

Теория предполагает что то что в домашних животных и возделанных растениях совершается искусственным подбором, то самое в природе, в области диких животных и растений, производится борьбой за существование.